Хтон. [Дилогия "Атон": Хтон. Фтор] - Пирс Энтони

Ее сын вырос в такой ненависти к памяти непутевой матери, что отказался признавать факты и предпочел воспоминания лишь о той матери, о которой хотел вспоминать. Никто не смог бы сказать Атону истину заблаговременно. Он был слеп.

Более того: те самые боль и гнев, которые он пестовал, дарили ей наслаждение, ибо она была миньонеткой. Даже в ребенке, не знавшем ее, она могла найти ненависть — идеальное чувство для ее вида. О да, она поцеловала мальчика, восхищенная его смущением, и отослала домой до того, как это чудесное чувство потускнеет. Когда Злоба встретила его четырнадцатилетнего, она повторила поцелуй; его вины и подавленности от мысли о том, что он делает плохо, было достаточно.

Атон нашел ее на борту тщательно выбранной «Иокасты» (только теперь он понял, что это был знак, призванный направить его к ней, когда он станет достаточно зрелым) — и ее трудности усугубились. Он появился слишком быстро, но был полон безмерно привлекательной подавленности, и она не смогла удержаться. Игра продолжилась, втягивая ее еще глубже: его страх перед грузом тафисов, холодный гнев из-за того средства достижения цели, которое дало ей обнаружение у него реестра дивидендов, горе из-за женщины, которую он, как думал, потерял. Пока умельцы-ксесты, сами полутелепаты, не раскрыли ее хитрость и не сделали беспомощной перед наивной любовью своего сына.

Злоба сбежала с ним, так как сопротивляться было бесполезно, а ее положение на торговом флоте все равно было утрачено. Она сбежала с ним, хотя по-прежнему не знала, как справиться с грядущим кризисом. Она не могла сказать ему правду, ибо лишилась бы его навсегда, но не могла и покориться страстному объятию, которое было у него на уме. Она не могла остаться и не могла уйти.

И в результате, на бесповоротной точке — молчание. Только так могла она удержать его вблизи, но на некотором расстоянии, пока появится какая-нибудь другая, более продолжительная возможность.

Так рассуждал Атон — сейчас, а не в прошлом — и обнаружил, что даже это еще не все. Воображение отчаянно боролось, удерживая его от полного осознания. Душа вычеркивала из памяти весь эпизод столько, сколько могла, а сейчас с неохотой сдавала позиции. Ему необходимо открыть зло, зная, что оно существует, зная, что он недостаточно еще зрел, чтобы противостоять ему.

Эпизод в космотеле не был завершен. Им обоим приходилось разыгрывать его, в прошлом и настоящем, пока не раскроется вся подоплека его мучений.

Тайное стало явным: Атон влюблен в свою мать. «Начни с этого и вернись назад. Переживи вновь… если сможешь».

Назад… Так как она знала, что он вернется, он реагировал на известие с тоскливой нерешительностью. То, о чем он мечтал, не могло произойти. Его милые чувства, какими они могли показаться ее восприятию и которые заставляли блестеть ее восхитительные волосы, были пустой роскошью. Он уйдет и никогда больше с ней не встретится. Обойдется без нее.

Как мало он понимал миньонетку!

Скинув космокостюм, обнаженная. Злоба позвала его.

— Атон, — сказала она. Красота ее была абсолютна.

Он подошел к ней, как делал всегда, смущенный своими мыслями и ситуацией. Ему больно терять ее, ибо с первой встречи в лесу она — как женщина — жила в его любящем воображении.

— Атон, — повторила она. — На Миньоне, — в космотеле он впервые услышал название ее родной планеты, и название это осталось с ним, — на Миньоне культура не похожа на вашу. Я была неправа, что сбежала с иномирянином, но тогда я была молода и не понимала… — Знакомым движением она взяла его за руки. — Атон… на Миньоне женщины живут долго, во много раз дольше мужчин. Миньонетка переживает своего первого супруга, даже если его вскоре не казнят, а затем принадлежит его ближайшему родственнику по крови. Ему она рожает еще одного сына, а тому — еще одного, из одного поколения в другое, пока, наконец, не становится слишком старой и не рожает дочь. Таков наш путь.

Атон молча опустился перед ней на колени, его руки — ее пленники. О чем она пыталась ему рассказать?

— Атон, ты наполовину миньон, ты — моя кровь.

Ужас начал охватывать его, тогда.

— Ты — моя мать…

— Да. Вот почему все так получилось. Вот причина, по которой я пришла к тебе еще мальчику, в лес и подарила музыку и хвею — чтобы в душе ты узнал то, чего не мог постичь из книги. Что ты — миньон, рожденный для миньонетки. Ты должен это сделать, а после тебя твой сын, ибо такова твоя культура и твоя кровь — кровь миньона.

Сопротивляясь тому, что, как он уже знал, было правдой, Атон испытал колоссальное потрясение. Ибо хотя культура, которую он понимал, строго это запрещала, он, в перевернутом виде соответствуя чувствам Злобы — о чем тогда не знал — вырос с верой, что Злоба — самая желанная из женщин. Поскольку они с ней, согласно его неполным знаниям, не были родственниками.

Теперь он знал, что Злоба — по его собственным убеждениям, которые были основополагающими — запретна. И он нашел ее…

По-прежнему самой неотразимой и желанной женщиной, какую только мог вообразить. Она предложила ему себя — и он физически захотел ее сильнее, чем когда-либо. Что и разъярило его больше всего.

— До сих пор, — сказала она, — ты не был готов, Атон. Мне пришлось долго ждать, чтобы победить тебя. — Злоба лежала на диване, великолепная в своем спокойствии, прижав его к себе. Живое пламя ее волос разметалось во все стороны: на лицо и плечи, на изумительную грудь, высвечивая ее тело. Черно-зеленые глаза, близкие как никогда, были бездонны.

— Так долго, — сказала она. — Так прелестно. Поцелуй меня, Атон, и приди ко мне. Сейчас, Атон… сейчас!

Четырнадцать

День был ветреный. Они вместе встали, покинули беседку и пошли навстречу ветру.

— Зачем в космотеле ты позволила мне открыть твою сущность? — спросил Атон. — Тому, чего ты хотела, легче было случиться, если бы я не знал.

— Атон, — сказала она, с нежным упреком покачивая головой. — Разве ты не был на Миньоне? Разве не видел, что делает с миньонеткой любовь, твоя любовь?

Он позволил себе забыть.

— Твоя любовь убила бы меня, как и любовь твоего отца, если б она была такой, какой ты ее вообразил, когда ухаживал за мной, — объяснила Злоба. — Лишь знание истины могло заставить тебя осуждать меня. Лишь посредством этого — по-твоему, отрицательного — чувства ты мог достичь меня физически. Ты должен был знать.

Атон сразу не смог ответить. Она долго ждала — но их встреча произошла слишком рано.

— Смерть и любовь для нас всегда связаны, — сказал он, не глядя на нее. — Смерть иллюзии, любовь к боли. Мне приходилось думать, что ты — воплощение зла, и ты заставляла меня верить в это. Но мое сопротивление оказалось сильнее желания. В конце концов, я оставил тебя.